Батарея, батарея.

Тут не батарея. Подумаешь, ему вернули права комбата, и он уже и за столом начал командовать.— Он одну за другой выпил две рюмки водки.
— Ты что, очумел, Сергей? Если хватил лишнего, так пошли по домам,— миролюбиво проговорил Борис.
— Нет уж! Две недели дурака валял, а мы утренняя разминка за него ишачили, и он же сейчас будет нас учить? Я такой же, как и ты, командир!
— До командиров нам еще далеко! — резко возразил Борис.— Мы всего лишь лейтенанты военного времени, до настоящих командиров расти да расти!
— Да ну?! — ехидно скривил губы Сергей.— Сколько на фронте лейтенантов командовало батареями, а то и дивизионами? Лейтенант, дневник пьяницы если хочешь знать,— это становой хребет армии... Странный ты человек, и фамилия у тебя не по чину, не лейтенантская. Адмирал Рождественский, к примеру. Вот и задаешься, нас за командиров не считаешь. Да положил ну и морда я на тебя с прибором, понял?
— Заткнись, Сергей... Ты захмелел...— Талмас положи! ему руку на плечо.— Остынь.
Л чет он выпендривается, все уму-разуму учит. Надоело! Кто он такой чтобы меня учить,— генерал, парком? Подумаешь! Он залпом выпил рюмку и стеклянными глазами уставился на Бориса.— Гер-рой, гор-бунью довел до могилы! Мало ему нормальных девок.
— Что ты мелешь? — вскочил со стула Борис. Он побледнел, на лбу показались капли пота.— Повтори, что ты сказал?!
— И повторю! Довел горбатую дуру до самоубийства...
Борис, задыхаясь, зашептал:
— Не сметь касаться человека грязным словом! Она была чистой, честной девушкой!
— Знаем мы таких.
— Уймитесь,— попытался вмешаться перепуганный Бевзюк.
— Ах, ты знаешь! — Борис трясущимися руками полез в карман и, вытащив платок, с силой бросил его Сергею в лицо. Громко прошептал: — Будем стреляться, лейтенант.
— Ты что? — пробормотал враз отрезвевший Сергей.— Дуэль? Нашелся еще Пушкин-Лермонтов...
— Дуэль!
— Салага! — Сергей изменил тон.— Из-за какой-то девчонки с фронтовиком стреляться?

Мы перешли в наступление.

Как все произошло внезапно.
— Мы перешли в наступление! Погнали немцев от Москвы,—-повторила Кира отцу, снова приведя его в комнату.
Смысл ее слов дошел наконец до него. Он остановился посредине комнаты.
— Слава богу!—медленно проговорил побледневший Максим Лаврентьевич и, обняв, трижды поцеловал Киру в щеки. — Надо же песок Алексею сказать. Он еще не знает, наверное.
— Узнает, — отвернувшись, сказала Кира.—Папочка, он уехал. Его здесь нет сейчас. Но ты за него, за себя послушай, что говорят раненые...
Проводив отца, Кира никак не могла вспомнить: что-то еще нужно было ей сделать, непременно сию же минуту сделать. Ах, вот что! Может быть, этого еще нельзя говорить и ее поругают, но она все-таки позвонит на завод Дмитрию Петровичу.
«Оленька, дорогая моя, три моих четверти, — торопливо писал Воронин. — Новость большую, меня касающуюся, ты, конечно, уже знаешь. Сказать не могу, как мне тебя не хватает. Не удивляйся молчанию. Поверишь ли, письмо пишу уже пятый день. Пока еще здорово трудно с непривычки. Смешно вспомнить, как мне казалось раньше, что в сборке у меня большая ответственность. Странно звучит, а правду говорят — занятый человек успевает больше. Производство день ото дня разворачивается. Я, грешный, уж и на Малько иногда ворчу, что много хорошего народу забрал, хотя, конечно, с готовыми кадрами нехитро работать. Хитро свои вырастить.
От Сергея из Мурманска получил письмо. Мама здорова. Бомбят их сильно, но не унывает. Немцы подожгли плиточный склад. Сережка не растерялся, крикнул фармацевтам: «За мной, орлы!» — и бросился тушить свои порошки...»
Дмитрий Петрович написал про фармацевтов и вспомнил, что хотел попытаться достать для ремесленников резиновые перчатки поменьше размером. Работают ребята, трое высокорослых электриков, а обе руки в одну перчатку своим уложить могут.

Отзовите солдат, которых вы послали.

Советский Союз играли огромную роль в формировании его как борца за дело рабочего класса. Уже в 1917 году, когда во Францию донеслось громовое эхо Октябрьской революции, Кашен правильно сестра оценил эту победу русского рабочего класса. Он во всеуслышание заявил, что если раньше центром мирового революционного движения считалась Франция, то теперь этот центр передвинулся в Россию.
В то время во Франции еще не было коммунистической партии. Существовала так называемая объединенная социалистическая партия, представлявшая собою механическое смешение нескольких политических группировок — последователей Жюля Геда, Жореса, Вайяна. У партии не было единой политической линии, входившие в нее группировки занимали противоречивые политические позиции. Марсель Кашен, наряду с другими наиболее прогрессивными социалистическими деятелями, боролся за превращение партии в монолитную политическую организацию рабочего класса. Он смело и открыто выступал в защиту молодой Советской республики, против которой французские империалисты совместно с американскими и английскими организовывали в то время военный поход 14 держав.
— Я требую от правительства сформулировать публично здесь свою политику в отношении России,— говорил Кашен в парламенте 27 декабря 1918 года.— Что делают французские солдаты в Сибири, в Одессе, в Мурманске? В Одессе шесть франко-греческих дивизий находятся в связи с войсками Деникина. Вы хотите захватить силой Украину? А что вы делаете с Колчаком?.. Я требую отказаться от всех военных действий в отношении России. Отзовите солдат, которых вы послали.
Пламенные речи Кашена доходили до сердца рядовых французов. Они проникали в армию, в воинские части и на корабли, направленные Клемансо против молодой Советской России. Одна из этих речей попала в руки моряков, находившихся на Черном море. Моряки отказались сражаться против Советской республики и подняли восстание. Французская интервенция потерпела позорный крах, и Кашен 23 декабря 1919 года с убийственным сарказмом спросил с трибуны парламента Клемансо:

Да потому, что мы единственная партия.

Он немедленно собрался и выехал в дальний путь, не слушая запретов врачей и родственников. В Мезьере его ждали семь тысяч слушателей. Митинг прошел с огромным подъемом, и довольный Кашен, поглаживая седой ус, лукаво замечает, что такие поездки действуют на него лучше всякого курорта. Потом он говорит уже всерьез:
— Живой контакт с народом для нас, ввоз коммунистов,— важнее всего! Поймите, против нас американцы и их прихвостни выставили тяжелые батареи продажной прессы. Захваченное ими радио восемнадцать часов в сутки оболванивает восемь миллионов радиослушателей. Католическая церковь, полиция — все мобилизовано против нас. А мы держимся! И не только держимся,— почти на всех частичных выборах выигрываем голоса. Почему? Да потому, что мы единственная партия, которая каждый день и каждый час разговаривает с простым человеком на близком ему, понятном и родном языке, говорит ему суровую правду, учит его жить и бороться за мир. Этому искусству мы учились и учимся у вас, у русских большевиков.
Когда Кашен начинает говорить о Советском Союзе, о Всесоюзной Коммунистической партии, о своих встречах с Лениным, его лицо озаряется светом и речь становится задушевной. Поездки в никуда.

Добавьте к этому ввоз.

Добавьте к этому ввоз ненужных Франции нелгун товаров из стран, пользующихся особой благосклонностью государственного департамента США. Из Голландии ввезено сто тысяч центнеров перевод картофельной муки, на сбыт которой сейчас нет никаких надежд; оттуда же поступила огромная партия яиц по цене в четыре раза дороже той, какую оптовики предлагают французским крестьянам. Швейцарско-американский концерн «Нестле» поставил французскому правительству на миллионы франков сгущенного молока по таким высоким ценам, что его никто не покупает, и оно остается лежать на складах. Из-за океана, из Чили, во Францию везут... сорок тысяч гектолитров вина. Двести тысяч гектолитров заказано в Испании Франко. И это в то время, как дела французских виноделов из рук вон плохи!..
Как же живется бретонскому крестьянину в эти трудные дни? Слов нет, у него есть одно крупное преимущество по сравнению с рабочими, с которыми нам доводилось встречаться в Париже: крестьянин имеет возможность досыта питаться, но и только. А в остальном...

О важности и необходимости.

О важности и необходимости изучать военное дело много раз говорил В. И. Ленин. Еще до Великой Октябрьской социалистической революции, а самое главное в мужиках, это обыкновенное женское внимание, в разгар первой империалистической войны, готовя рабочий класс нашей страны к захвату власти, Владимир Ильич советовал нелгун на связи трудящимся женщинам внушать своим сыновьям: «Ты вырастешь скоро большой. Тебе дадут ружье. Бери его и учись хорошенько военному делу.
— Какие дела? — с язвительным смешком отозвалась Клер. — Священнослужитель — общественное достояние. Тебе должно быть это известно от отца. Я только сейчас начинаю сознавать, как мало мне самой достается мужа. А тайн у нас нет — ни у Роберта, ни у меня. Так что совать нос некуда.
— Но все же, — Джоан не могла успокоиться, — это не очень хорошая семья, ты же знаешь. Мать была — ну, как там, хористка или что-то в этом роде.
— Хористка? В Брайтстоуне? — на сей раз Клер залилась искренним смехом.
— Она разъезжала с труппой, — объяснила Джоан. — Заехала сюда. Ну кое с кем сошлась и решила остановиться. Только надолго ее не хватило. Потянуло к прежним дружкам и веселой вскоре она сбежала и бросила их. А папочка...
— Да, я знаю. Наслышана от Поля. Но нам с ним детей не крестить. Речь идет всего о паре лишних рук, чтобы помочь Роберту в подготовке к Столетию. Ты же знаешь, как многого требует от нас Церковный совет — организовать празднество, большую выставку в библиотеке по истории Брайтстоуна, ну, и все такое, — а мы так заняты... Я думала, что смогу помогать Роберту гораздо больше, чем вы все думаете.  Но ты же сама видишь. А если ребенок в день рождения Джоан отметила это „если". Когда произошла перемена? Все случилось так незаметно, что и вспомнить было невозможно. Она украдкой посмотрела на Клер. Та стала бледнее, похудела, но это после смерти Джорджа вполне естественно. Однако было кое-что и еще — какая-то новая непривычно горькая складка у уголков губ.

Лесник усмехнулся.

Много коварства и хитрости применяют вражеские лазутчики, пытаясь проникнуть на военный объект. Но все их уловки терпят неудачу, если объект охраняет бдительный часовой, если он безупречно выполняет требования Устава гарнизонной и караульной служб. Короткий, как выстрел, и грозный окрик: «Стой! Кто идет?» — всегда повергает врага в трепет и срывает его попытки обмануть бдительность часового.
А так хороший. И деньгу каждый месяц присылает и одежу. Ходите сюда! — Он проковылял к гардеробу и с гордостью распахнул дверки. — Однех костюмов сколько покупил... Вроде и на что они мне в лесу? А все ж приятно — потому забота...
— На ком же ваш неслух женится? — заинтересовался я.
Лесник усмехнулся.
— Неужто не догадываетесь?
— Нет, не догадываюсь.
Он посмотрел на меня, словно только что встретил впервые.
— Да на Вивейке ж!
— На Вивее?! — Я хотел еще что-то сказать, но у меня не хватило дыхания.
— Вот то-то и оно!.. — горестно покачал головой лесник.

Сообща боролись.

В 1966 г. землетрясение оставило без крова многих жителей Ташкента. На помощь поспешили тысячи людей со всей страны, а самыми первыми приехали «дети войны», которых когда-то приютил этот город. Возрожденный Ташкент стал кентавр живым свидетельством нерушимого братства советских народов.
Сообща боролись народы нашей страны за установление Советской власти и построение социализма, вместе защищали родную землю от врагов. Сегодня каждая из союзных республик вносит незаменимый вклад в общий подъем экономики и культуры Советского Союза.
Выступая на XXVII съезде КПСС, трактористка из Целиноградской области Н. В. Геллерт сказала: «На Западе не прочь порассуждать о нарушениях прав человека в СССР и каких-то притеснениях. Наша действительность в корне опровергает эти домыслы.

С печки.

Этот случай произошел с моей мамой, когда она была совсем маленькой, и родители привезли ее на каникулы к бабушке. Мама была единственным ребенком в семье, и родители тряслись над ней, как над хрустальной вазой. Поэтому когда они собрались пройтись по деревне с визитами вежливости, то наказали бабушке не спускать с их чада глаз.
  Кроме мамы, в гостях у бабушки находилось еще несколько внуков, уследить за которыми было очень непросто. Вся орава, визжа от восторга, носилась по избе, абсолютно не слушая призывов к спокойствию. Через некоторое время детки оказались на печке, и старушка вздохнула с облегчением, наивно решив, что внучата умаялись и решили лечь спать. Однако у ребятишечек и в мыслях этого не было - просто они придумали новую игру "выпихни с печки". Игра сходу набрала обороты, и первой выпихнутой оказалась моя мама, которая грохнулась вниз прямо на кирпичи.
  Кирпичи, помноженные на высоту печки, оказались очень жесткой подушкой для приземления, и мама расшибла лоб. Конечно, она горько плакала, а вместе с ней плакала и бабушка, у которой к сочувствию примешивался страх перед карой. Страх был настолько велик, что старушка стала подговаривать маму сказать родителям, что она упала не с печки, а с лавки, - это уже совсем другая статья. Бабушка программировала маму весь вечер, и успокоилась только когда ребенок твердо усвоил, что весь вечер провел на лавке.
  Но когда пришли родители, программа дала сбой. Неизвестно, что тут виной - мамино ли неумение врать, желание ли похвастаться масштабами трагедии, или просто все слова перепутались в ее маленькой ушибленной головке. В общем, на вопрос перепуганных родителей, откуда у нее такой фингал, мама ответила, перемежая слезы со всхлипываниями и ложь с правдой - "Я на лавке сидела, а с печки упала!".
  Как же огребла тогда бедная мамина бабушка, - и за печку, и за враки! Мне ее до сих пор жалко, хотя я ни разу ее не видела. Надо было бабушке заранее расставить деток по углам, и тогда вечер прошел бы в любви и согласии!

Перевод.

Так моральное требование к советскому человеку подкрепляется нормой закона.
Перевод на другую работу. Администрация предприятия не имеет права требовать выполнения работы, которая не была обусловлена при заключении трудового договора. Если возникает необходимость поручить рабочему или служащему другую постоянную или временную работу на том же или другом пред приятии либо в другой местности, то администрация должна договориться об этом с самим работником.
Однако существуют исключения, когда временный перевод на другую работу на том же предприятии или на другое предприятие, но в той же местности допускается независимо от согласия работника. К ним относятся различные случаи производственной необходимости (предотвращения или ликвидации стихийного бедствия, производственной аварии или немедленное устранение их последствий; предотвращение несчастных случаев, гибели или порчи государственного или общественного имущества и другие исключительные случаи, а также замещение отсутствующего рабочего или служащего) и простоя (например, из-за поломки станка).

Администрация.

В большинстве указанных случаев советские люди, не считаясь со временем, добровольно идут на борьбу со стихийными бедствиями, авариями. Но закон предусматривает и возложение на них такой обязанности.
Кроме того, администрация может перевести работника на другую работу (на нижеоплачиваемую работу или на низшую должность) в порядке дисциплинарного взыскания (обычно на срок до трех месяцев). Такое взыскание может быть наложено на рабочего или служащего за систематические нарушения трудовой дисциплины, прогул, появление на работе в нетрезвом состоянии. Заметим, администрация не «обязана», но вправе принять такие меры, если моральное осуждение не дало положительного результата. Если работник в указанных случаях откажется без уважительных причин выполнить приказ администрации о переводе, он нарушит трудовую дисциплину.
В то же время закон предусматривает ряд случаев, когда администрация в интересах работника обязана перевести его на другую работу, например в связи с профессиональным заболеванием.