Как все произошло внезапно.
— Мы перешли в наступление! Погнали немцев от Москвы,—-повторила Кира отцу, снова приведя его в комнату.
Смысл ее слов дошел наконец до него. Он остановился посредине комнаты.
— Слава богу!—медленно проговорил побледневший Максим Лаврентьевич и, обняв, трижды поцеловал Киру в щеки. — Надо же песок Алексею сказать. Он еще не знает, наверное.
— Узнает, — отвернувшись, сказала Кира.—Папочка, он уехал. Его здесь нет сейчас. Но ты за него, за себя послушай, что говорят раненые...
Проводив отца, Кира никак не могла вспомнить: что-то еще нужно было ей сделать, непременно сию же минуту сделать. Ах, вот что! Может быть, этого еще нельзя говорить и ее поругают, но она все-таки позвонит на завод Дмитрию Петровичу.
«Оленька, дорогая моя, три моих четверти, — торопливо писал Воронин. — Новость большую, меня касающуюся, ты, конечно, уже знаешь. Сказать не могу, как мне тебя не хватает. Не удивляйся молчанию. Поверишь ли, письмо пишу уже пятый день. Пока еще здорово трудно с непривычки. Смешно вспомнить, как мне казалось раньше, что в сборке у меня большая ответственность. Странно звучит, а правду говорят — занятый человек успевает больше. Производство день ото дня разворачивается. Я, грешный, уж и на Малько иногда ворчу, что много хорошего народу забрал, хотя, конечно, с готовыми кадрами нехитро работать. Хитро свои вырастить.
От Сергея из Мурманска получил письмо. Мама здорова. Бомбят их сильно, но не унывает. Немцы подожгли плиточный склад. Сережка не растерялся, крикнул фармацевтам: «За мной, орлы!» — и бросился тушить свои порошки...»
Дмитрий Петрович написал про фармацевтов и вспомнил, что хотел попытаться достать для ремесленников резиновые перчатки поменьше размером. Работают ребята, трое высокорослых электриков, а обе руки в одну перчатку своим уложить могут.
